ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава вторая, из которой читатель узнает, как желание поставить пьесу приводит режиссера к художнику (или наоборот) и при каких условиях возникает - необходимое творческое содружество
...Защитники Британской республики на юге Украины стояли насмерть. Сожжено дотла все село. Местность простреливается со всех сторон. Никакого укрытия. Никакого убежища. Но надо стоять до конца, чтобы защитить навоеванную свободу!
Речь идет о пьесе Ю. Яновского «Дума о Британке», для работы над которой меня пригласил главный режиссер Московского театра имени Ил. Маяковского Андрей Александрович Гончаров.
- Есть у меня некоторые мысли по поводу этой вещи, — сказал он. — Пока ничего конкретного, но ощущаю, что должен быть зной... Раскаленная земли. Это же юг Украины. Село сожжено... Ничего не осталось... Пули свистят... И люди, потные, полураздетые. Кто в чем.
Защитники Британки, опаленные огнем и солнцем, обветренные, с винтовками и одним пулеметом защищают спою республику...
Мы остановились на двух основных фактурах для создания предметной среды спектакля: плетень и песок.
...Горячий песок... Полуобнаженные люди, босиком... Зной... И все, что осталось от села, — вздыбленный, словно от взрывной волны, гигантский, кажется, беспокойный плетень... Он взвился вверх, как нестерпимая боль, которую необходимо превозмочь. Или как возмездие врагу. Взвился, но неожиданно, как птица, которой какая-то чудовищная сила надломила хребет, стал падать вниз, втыкаясь в песок...
Постепенно замысел находил свою материализацию в макете. Станки. Серый, обожженный пожарами плетень с болтающимися калитками. И желтый песок. По нему больно ходить босыми ногами. Пластика плетня нашлась не сразу. Вначале не хватало динамики. А если учесть, что круг сцены вращается, то композицию необходимо было выверять во всех ракурсах. Постановщикам казалось (над спектаклем совместно с А. Гончаровым работал режиссер Б. Кондратьев), что одних только плетня и песка явно недостаточно. В картине «В панском особняке» им виделась еще затянутая вишневым или красным штофом разрушенная стена. Крестьяне — защитники коммуны — срывают штоф, шьют из него знамя, прикалывают банты на рубахи. Художнику казалось, что ни пластически, ни конструктивно, ни фактурно стена эта не вязалась бы с уже вырисовывающейся общей структурой. Для проверки сделали в макете те детали, которые просили режиссеры. Вскоре стало очевидно, что стена со штофом ни к чему. Таким же образом в работе над макетом отказались и от некоторых других подробностей...
Художника всегда настораживает и волнует встреча с каждым новым режиссером. Получится ли контакт? Поверит ли он тебе? И так каждый раз художник ищет в себе резервы для нового творческого сотрудничества. Я не говорю содружества. Это явление
Ведь любое сотворчество — процесс трудный...
Давно сложилась традиция считать, что театр — это драматург — режиссер — актеры. Сейчас эта традиция обновлена: театр — это драматург — режиссер — художник — актеры. Все больше и больше растет тенденция к созданию прочного и плодотворного творческого содружества режиссера, и художника. Но создать такое содружество не так просто. Поэтому, быть может, некоторые режиссеры стали сочинять декорации сами. А художники, в свою очередь, взялись за освоение профессии режиссуры. В общем в этом нет ничего предосудительного.
Попытки режиссеров придумывать декорации к своим спектаклям пока, за редким исключением, не дали сколько-нибудь значительных результатов. Реализацию своего замысла «режиссеры-сценографы» поручают опытному завпосту, имеющему изобразительные навыки и знающему историю материальной культуры. Но такие режиссеры все же не становятся сценографами. Декорации, сочиненные ими, можно скорее рассматривать как функциональные приспособления и обозначения места действия. Чтобы всерьез стать сценографом, режиссеру необходимо иметь способности и навыки к живописи, графике, пластике, композиции и пр. Багаж идей режиссеров, пробующих себя в сценографии, обычно быстро истощается. И рано или поздно они приглашают для равноправного сотрудничества способных художников. Известна также целая плеяда художников, которые увлекались режиссурой, а некоторые из них стали режиссерами.
Думаю, если спросить отдельно режиссеров и отдельно художников, что необходимо для плодотворного содружества «режиссер — художник», ответы будут сведены к таким пунктам:
Общность мировоззрения и общность понимания роли театра в жизни общества.
Единые эстетические критерии.
Одинаковое понимание драматургии.
Единая цель: что нового они хотят сказать своим спектаклем.
Взаимодоверие, взаимоуважение, взаимообогащение.
Театр взял в репертуар новую пьесу. Постановку ее поручают режиссеру. Он, в свою очередь, приглашает для сотрудничества над спектаклем художника. Такова традиция — режиссер приглашает художника. Наоборот почти не бывает. А жалко! Это тоже могло бы принести пользу театру. К сожалению, жива еще в некоторых театрах не оправдывающая себя практика, когда режиссеру назначают художника приказом, без учета творческой совместимости двух создателей будущего спектакля. И не только творческой... Как часты плачевные финалы такого «сотворчества».
Но и в тех случаях, когда режиссер сам выбрал художника, который кажется ему единомышленником, результаты иногда бывают тоже безрадостными. Два творца спектакля не находят общего творческого языка. Иногда кажется, что язык найден (но так им только кажется), работа идет гладко, без конфликтов. Режиссеру нравятся макет, эскизы. А финал неутешительный: спектакль распадается на составные части. Декорации действенно не связаны с актерской игрой. Сколько можно было бы привести таких грустных, обидных примеров! Художник здесь вправе спросить режиссера: «Зачем же вы принимали макет и декорации, если так до конца и не поняли, как в них построить спектакль?»
Режиссеров по принципам сотрудничества с художниками можно разделить на три группы.
К первой группе отнесем режиссеров, которые дают художнику задание.
«Озадачивают». У таких режиссеров до встречи с художником выработано свое решение как спектакля, так и, естественно, сценографии. Выписан рецепт. Причем часто буквально выписан. На листе бумаги расписано все, что режиссеру необходимо получить от художника, что художник должен сделать для спектакля.
Хорошо, если такой «активный» режиссер — человек всесторонне одаренный, обладающий пространственно-пластическим чувством, культурой цвета, точным ощущением фактуры — в общем, хорошим вкусом и глубокими знаниями. Ну, а если нет?..
Режиссеры, дающие готовые рецепты, бывают опасны для художника. Они подавляют творческую инициативу художника, превращая его в исполнительного ремесленника. Такие режиссеры не прислушиваются к чужому мнению, к чужому совету, не усомнятся в своих утверждениях. Не вникнув, не попытавшись понять предложение партнера, сразу отвергнут его. Творчески способный художник не станет сотрудничать с режиссером, у которого нет чувства партнера.
Ко второй группе можно причислить режиссеров, жаждущих получить идеи от способных художников. Таких режиссеров тоже немало. Среди них есть и люди, попавшие в режиссуру случайно. Такие горе-режиссеры не жаждут поставить ту или иную пьесу, высказать свое отношение к действительности, у них нет и не может быть никаких замыслов. Им просто нечего сказать... Они призывают на помощь хорошего художника.
Но не следует так мрачно и недоверчиво относиться к режиссерам, которых мы условно относим ко второй группе. Среди них много людей одаренных, способных быть творчески доверительными. Они умеют понять предложенное художником сценографическое решение (а ведь от него во многом зависит и решение спектакля), могут талантливо поселить актеров в сценическую среду и помочь им жить в ней. Предложенный художником макет возбуждает режиссерскую фантазию, и в спектакле удается добиться единства всех слагаемых. Художникам нравится сотрудничество с такими режиссерами, так как в подобных случаях их творческая инициатива полностью раскрепощена.
К третьей группе причислим режиссеров, начинающих работу над спектаклем (с первых шагов) совместно с художником. Они выходят на поиски вместе. Экспериментируют вместе. Согласованно. Понимая и обогащая друг друга.
Режиссер должен работать только с тем художником, которому всецело верит. Как личности и как творцу. Художник, в свою очередь, должен так же относиться к сотрудничеству с режиссером. Они вместе вырабатывают художественные идеи. Вырабатывают! Это трудный путь совместного поиска. Поиска в жизни. Поиска в себе. Самый верный путь — начать сотрудничество над спектаклем с чистого листа — с самого начала.
Вспомним еще раз слова Е. Вахтангова: «Не так-то легко режиссеру „увидеть" будущий спектакль. Без художника это сделать почти невозможно...» Для того чтобы художник помог «увидеть» будущий спектакль, режиссер должен учиться общению с художником. А художников необходимо учить общению с режиссерами. Творческому и человеческому общению. Поскольку же режиссер — главный человек, отвечающий за спектакль, и он приглашает художника, то он и несет главную ответственность за творческое содружество.
Мечта Крэга о соединении в одном лице режиссера и художника возникла
как жизненная необходимость: работающие в театре живописцы не понимали действенной игровой природы театра, следовательно, не находили общего языка с режиссером. Режиссер же мало разбирался в изобразительном пластическом искусстве. Поэтому достигнуть творческого единства в работе над спектаклем было неимоверно трудно.
«Режиссеры справедливо досадуют на художников, берущихся за декорации, не обладая знанием законов театра и сценическим темпераментом. Но не менее правы и художники в своем негодовании на режиссеров, необразованных в той области, в которой они мнят себя хозяевами; Гордон Крэг уже не так парадоксален, когда он утверждает, что режиссер, не живописец в душе, также бесполезен для театра, как палач для больницы. Нельзя говорить на разных языках, когда создается единое; в противном случае постройку ожидает участь Вавилонской башни», — пишет Н. Евреинов в книге «Театр как таковой» (СПб., 1911, с. 49).
Наверное, навыки творческого общения режиссерам и художникам необходимо прививать на студенческой скамье. Молодому режиссеру желательно получить определенные знания по сценографии и научиться понимать суть и язык предмета, законы построения образных структур, средства реализации замысла. Молодому художнику хорошо бы получить объем знаний по режиссуре и актерскому мастерству. Сегодня театр достиг такого качественного уровня, когда режиссер должен быть в какой-то мере и художником, а художник — режиссером.
В Киевском институте театрального искусства УССР им. И. К. Карпенко-Карого студенты режиссерского отделения обучаются по трехгодичной программе сценографии в специально оборудованной для теоретических и практических занятий лаборатории.
Студенты второго курса изучают эволюцию сцены, декораций, сценической техники и технологии от античности до наших дней. История развития сценографии тесно увязывается с историей материальной культуры и с историей изобразительного искусства. Знакомство студентов с достижениями мировой живописи, действенный анализ композиции картин, их цветового решения приносит очень большую пользу. Изучение устройства сцены, сценической техники, истории сценографии и театрально-декорационного искусства проходит под определенным углом зрения: что из достижений мирового театра может быть полезным для нас сегодня и завтра.
Самостоятельно студенты-режиссеры готовят рефераты на темы изученного материала. Рефераты эти должны обязательно носить творческий характер. Практическая работа состоит из трех этапов: композиция на плоскости, композиция в пространстве и сценографическое решение заданного по режиссуре отрывка пьесы в макете. Композиция на плоскости прививает режиссеру первые навыки к творческому созиданию, развивает чувство плоскости, равновесия, гармонии, цвета, фактуры. Студенты впервые ощущают себя художниками-творцами.
В обсуждении каждой композиции принимают участие все. Высказаться обязан каждый. Смело и честно. Вначале приходится задавать наводящие вопросы. Затем студенту уже понятно, о чем он должен говорить.
Вопросы приблизительно такие:
Какие чувства вызывает у вас эта композиция? На какие раздумья она вас наталкивает? Размышляйте вслух.
Придумайте небольшую сказку по поводу этой композиции, обязательно с конфликтом. Какие реальные фигуры
предметного или живого мира напоминают те или иные комбинации элементов данной композиции?
Какие у вас ощущения от сочетания цветов элементов композиции? Правильно ли, с вашей точки зрения, за-компонованы элементы?
Динамична ли данная композиция или статична? Если есть динамика, то укажите ее направление. Какие основные и побочные силовые линии построены на листе? Укажите и обоснуйте. Что дают эти линии для направления движения?
Где визуальный центр композиции? А психологический? Почему? Перевернем композицию головой вниз или набок. Что изменилось?
Такие занятия проходят обычно очень оживленно, студенты дополняют друг друга. Кто-то не соглашается с объяснением или ощущением выступающего. Завязывается дискуссия. Каждый стремится убедительно аргументировать свою точку зрения. В процессе таких занятий студенты также усваивают терминологию искусства. Они одновременно и творцы, и искусствоведы.
Исследования и объяснения плоскостных и пространственных композиций вырабатывает у студентов-режиссеров способность объяснить макет и умение доказательно защитить сценографическое решение спектакля. А ведь иногда так необходимо убедить других в верности твоего замысла!
Техника исполнения композиций на плоскости состоит в том, что студенты вырезают из цветной бумаги всевозможные элементы и наклеивают их на цветную бумагу, которая служит фоном.
Далее, студентам предлагается сделать композицию из шести, восьми, двенадцати и более подобных элементов. Но выделить один элемент среди подобных. Сначала — за счет цвета. Затем — за счет его расположения на плоскости среди других элементов. Задание усложняется, когда следует выделить два и три элемента среди подобных.
В решение таких композиций включаются разные фактуры: бумага, ткани, фурнитура, рогожа, фольга и пр.
Такие дизайнерские упражнения подготавливают режиссеров к действенному, логическому мизансценированию.
Со второго семестра студенты-режиссеры начинают осваивать пространство. Композиция в пространстве. Стулья, поставленные на столы, — это самодельные подмакетники. В пространстве, ограниченном четырьмя ножками стула, студент должен построить свободную композицию из разных предметов. Что захочет. Это первая попытка творчески освоить пространство. Оказывается — трудно. Первое такое задание редко венчается успехом. Второе — уже лучше.
Строительным материалом таких композиций являются спичечные коробки, спички, нитки, картон, лоскуты, носовые платки, шарики для игры в пинг-понг, мячики, деревянные детали конструктора, часы, монеты, палочки, стаканы и пр. Здесь полное раздолье для фантазии. Композиции на вольную тему продолжаются несколько занятий. Никакой тематической или сюжетной заданности. Студенты привыкают к трехмерности.
Наконец, построение композиций в подмакетниках. Необходимо выразить определенную идею. Наметить конфликт. Создать динамику. Придумать небольшую сказку, рассказ, персонажи которых по каким-либо признакам ассоциировались бы с элементами композиции. Обязательно должно произойти действие.
Практически разнообразие заданий достаточно велико.
Последний этап работы второкурсников — это пробы найти в макете об-
разное решение к отрывкам пьес. Сначала в картонных прирезках. Потом ощутимость материалов становится более конкретной. Это первые пробы пластического выражения художественной идеи.
На втором курсе студенты-режиссеры изучают технику современного театра и технологию изготовления декораций, костюмов с точки зрения включения их в образную структуру спектакля.
Использование оборудования сцены только для смены декораций — задача нетворческая. А вот заставить технику «работать» на образность спектакля — задача художественная.
Большое значение имеет также знакомство студентов с новыми прогрессивными проектами театральных зданий.
Параллельно с лекциями студенты работают над сценографией к пьесам: каждый выбирает одну пьесу для режиссерской работы. После разбора пьесы на занятиях по режиссуре студент приступает к поискам сценографического решения. На занятиях по сценографии продолжается разбор пьесы. Студент в данном случае и режиссер, и сценограф. Сначала каждый рассказывает свои замыслы на индивидуальных занятиях. Делаются почеркушки или аппликации. Процесс завершается реализацией замысла в макете, а затем на учебной сцене, где мастерские по макету строят необходимые декорации.
На третьем курсе студенты-режиссеры начинают свою практику творческого сотрудничества с художниками. Чаще всего это работа над заданной пьесой совместно со студентами театрального отделения художественного института.
В учебную программу входит также разбор эскизов и макетов советских и зарубежных художников театра.
Лаборатория сценографии хорошо оборудована подмакетниками, инструментами, фотоматериалами, проекционными аппаратами и электроприборами.
В практической работе студентам помогает макетчик.
На четвертом курсе студентам-режиссерам преподают теоретический курс современной сценографии.
Знание теории предмета и методологии раскрепощает фантазию, способствует поискам собственных решений, во многом исключает топтание на месте. Зная теорию сценографии, режиссеру легче понять и направлять работу художника. Легче вырабатывать общие художественные критерии.
Параллельно с изучением теории предмета студенты-режиссеры сотрудничают с художниками, создавая сценографию к спектаклям, которые им предстоит показать на учебной или профессиональной сцене в качестве курсовых работ. Здесь-то и приходят на помощь приобретенные теоретические знания и практические навыки.
Чаще всего студенты-режиссеры сотрудничают со студентами-художниками или с молодыми художниками. Работа не всегда идет легко. Сказывается оторванность студентов-художников от театра и режиссуры.
Когда режиссеры пятого курса ставят спектакли на профессиональных сценах и работают с профессиональными художниками, они уже подготовлены к творческому содружеству, что приносит огромную практическую пользу.
На защите дипломных работ студенты-режиссеры представляют макеты и эскизы к поставленным ими спектаклям.
Практика показывает, что учебные программы по пространственной композиции для студентов-режиссеров и студентов-художников (сценографов) необходимо обогатить упражнениями на создание действенной среды из
предметов, общение человека с предметным миром, развитие фантазии и ассоциативного мышления. Например, ставить задачи создания в аудитории (а не в макете) композиций из предметов, вещей о каком-нибудь событии, в которых должны быть отражены результаты поступков воображаемых персонажей.
Работу режиссера с художником можно разделить на три этапа.
Первый этап — беседы, связанные с разбором пьесы и зарождением замысла.
Второй — работа в макете. Материализация замысла.
Третий этап — работа на сцене от первой монтировки до премьеры.
Работа над спектаклем, естественно, начинается с читки пьесы. Художник должен прочесть ее сам, так как в режиссерском чтении будет тенденциозность.
Читая пьесу несколько раз, художник анализирует ее. Пока без помощи режиссера. Беседы с режиссером начнутся позже.
После прочтения пьесы у художника, как у любого человека, возникает представление о событиях, видение отдельных сцен, персонажей. Возникают цвето-фактурные ощущения. Чуть ли не физиологические. И уже где-то в глубинах сознания проявляются слабые контуры образов.
Первые беседы с режиссером лучше вести сначала только о пьесе, а не о будущем спектакле. О пьесе и о чем-то другом, может быть, даже случайном, не имеющем отношения к теме. Пьесу необходимо хорошо «размять», выяснить всю ее структуру. Не только понять, но и почувствовать. Без этого ничего не получится.
Понять пьесу и режиссер, и художник способны одинаково. Но это только предпосылка к сотворчеству. А вот почувствовать, увидеть! И все это — соединить в целое!.. В совместной работе не следует форсировать события и поспешно выдавать друг другу «образные векселя». У людей возникают разные представления по поводу прочитанной пьесы. Им трудно привыкнуть к чужому видению.
Творческий диалог режиссера и художника необходим. Диалог соавторов — процесс сложный и многоплановый, требующий, как самораскрытия, так и соблюдения этики.
Карандашные наброски не могут заменить серию бесед. Рисунок — это уже очень конкретное и материальное выражение мысли. В словах все многозначное.
Не оправдывает себя практика бесед режиссера с художником в присутствии свидетелей из работников театра. Расположившись за спиной мастера, свидетели бурно и восторженно реагируют на предложения и замечания своего художественного руководителя. Художник, если он к тому же моложе режиссера и не обременен званиями, зачастую, но решается при свидетелях спорить с мастером, даже в том случае, когда имеет свое мнение.
Другое дело, если режиссер приглашает на встречу с художником своих студентов. Однако этика требует получения разрешения на это у художника.
Первые беседы о пьесе — проверка своего и чужого восприятия, ощущения, понимания. Уточнение своих выводов и определение системы мышления партнера. Можно сказать, это время для корректировки и настройки на волну партнера. Кроме того, такие беседы помогают режиссеру и художнику лучше разобраться в пьесе — ведь у каждого взаимно появился оппонент.
Действенный анализ системы К. С. Станиславского — методологическое средство для работы над пьесой. Что хотел сказать автор своей пьесой? Какой главный конфликт в пьесе? Что происходит? Как происходит? Где про-
исходит? Побочные конфликты. Предлагаемые обстоятельства. Атмосфера. Задача и поступки основных персонажей. Характеры персонажей. Что сегодня нас волнует в этой пьесе? Какие проблемы? Что мы хотим сказать нашим спектаклем?
Внимание! Начинается сложный процесс зарождения нового спектакля. Хорошо, если режиссер в этот начальный период может влюбить художника в пьесу, зажечь его своими идеями, пусть пока и не во всем точными...
«Мне в начале работы вовсе не нужны „конкретные задания". Для меня значительно важнее встретиться с чем-то неожиданным, даже растеряться на первых порах, но уйти после первой встречи взволнованным, растроганным, радостным.
С хорошим режиссером так было всегда. Готовясь к первой встрече с режиссером, я тоже стремлюсь к тому, чтобы в моем воображении возникал мир, а не декорации, чтобы из густого зарева воспоминаний, фантазий и знаний можно было выбрать самое яркое». Это мнение художника А. Константиновского. (См.: сб. «Художники театра о своем творчестве». М., «Советский художник», 1973, с. 149).
После прочтения пьесы и ее разбора возникает необходимость ознакомиться со сценической площадкой, на которой будет поставлен спектакль. Изучить и прочувствовать сцену до мелочей (это относится к приглашенному — то ли художнику, то ли режиссеру). Но делать это следует только после ознакомления с драматургическим материалом. Тогда сцена будет восприниматься не вообще, а под определенным углом зрения. Ведь техническим возможностям сцены подчинены непосредственно и возможности образной трансформации спектакля.
У каждого художника есть своя специфика знакомства с неизвестными
сценами. Она всегда субъективна. У меня даже самые точные обмеры и планировочные листы не могут вызвать никаких эмоций восприятия пространства сцены. Сцену надо ощутить, почувствовать. Становлюсь по центру «красной линии» лицом к зрительному залу, а спиной как бы погружаюсь в сценическую трехмерность. В переживание, ощущение сценического пространства вплетаются тут же возникающие образы будущего спектакля.
Запас необходимой информации, заложенный в самой пьесе, еще недостаточен для создания спектакля. Источниками необходимой дополнительной информации должны стать художественная и научная литература, альбомы, музеи. Всегда возникает необходимость в изучении характерных черт и нюансов в жизни эпохи, к которой относятся события пьесы.
Поскольку режиссеру и художнику в отдельности бывает трудно из-за нехватки времени изучить все материалы для получения необходимой информации, то они распределяют эти задачи между собой. Каждый, изучив часть материалов, делится своими знаниями с партнером. Соавторы спектакля обогащают друг друга. Еще не идеями, пока только накопленными знаниями.
В работе над «Гамлетом» Ю. Любимов и Д. Боровский перерыли массу материалов. Художник копался в музеях и библиотеках, делал зарисовки быта, изучал английские миниатюры, знакомился с архитектурой.
Казалось, будет спектакль, погруженный в исторически достоверную бытовую среду. Вышло так, что изучение эпохи помогло художнику и режиссеру ощутить дух эпохи, обнаружить «связь времен» и взять из того времени лишь самое главное для постановки.
Этот период работы над спектаклем — период аккумуляции информации.
И еще выработки взаимопонимания. В период отбора информации происходит формирование единой эстетической и стилистической платформы для дальнейшей работы над спектаклем. Накоплениая информация — трамплин для фантазии. На основе конкретной пьесы информация синтезируется в нашем сознании в сложные образные структуры.
Художник Д. Лидер весь период работы над пьесой И. Кочерги «Ярослав Мудрый» посещал Киевский Софийский собор, изучал фрески, их технику и содержание. Искал нити связей с прошлым...
Нет и не может быть каких-то единых рецептов соавторства режиссера и художника. Тем не менее необходимо вырабатывать навыки и методы творческого общения создателей спектакля, чтобы избежать драматических потрясений и печальных результатов.
«Задают вопрос, кто главный в создании спектакля — режиссер или художник? Можно было бы считать, что главный тот, кто более талантлив, тот, кто глубже и острее чувствует драматургию. Однако, думаю, что такой вопрос не имеет настоящего права на существование. Правильное, талантливое создается совместно. Неважно, кто первый сказал, сделал. Важен результат. А результат — плод общей взаимообязывающей, взаимооплодотворяющей деятельности», — рассказывает художник театра С. Юнович. (См.: сб. «Художники театра о своем творчестве», с. 374).
Поиски замысла у разных художников происходят по-разному. У одних замысел созревает в голове до своего полного завершения. Весь процесс поиска происходит мысленно. И никак не реализуется на бумаге, холстах или в макете до полного созревания. От таких художников бесполезно требовать каких-нибудь даже самых малых почеркушек. Они берутся за эскиз или макет, когда замысел созрел. Это не умаляет значимости их работы. Сохранилась традиция некоторых режиссеров требовать от художника большое количество набросков, эскизов во время работы над созданием сценической среды. Некоторые художники охотно отзываются на это.
Профессор И. Я. Гремиславский, работавший при К. С. Станиславском заведующим художественно-постановочной частью МХАТа, свидетельствует: «В начальной работе режиссера и художника К. С. Станиславский всегда стремился применить излюбленный им и проверенный метод: художник делает безграничное количество самых простых, карандашных набросков на одну и ту же тему — столько, сколько позволяет ему его творческое воображение.
Наброски и рисунки ежедневно передаются Константину Сергеевичу, а он выдвигает все новые и новые задания, осторожно направляя мысль художника к воплощению своих самых неожиданных замыслов. Рисунки, связанные общей идеей, собираются отдельно и через некоторое время выставляются для показа автору. Таким образом находится общая, единая мысль режиссера и художника, и последний приступает к окончательному ее развитию и оформлению уже в виде эскиза или макета» (И. Я. Гремиславский. Сборник статей и материалов. М., «Искусство», 1967, с. 141).
Такой вариант творческого сотрудничества режиссера и художника интересен и полезен, особенно как тренинг для воображения и умения фиксировать свои «видеомысли». Метод этот более применим для поисков повествовательных или бытописательных декораций. Поисков линий и форм на плоскости.
Динамическая сценическая трехмерность, в которой пластически
воплощена художественная идея, может возникнуть у художника и как одно-единственное видение будущих декораций. Может быть, что это единственное видение окажется самым точным? Отвергать ли это первое и единственное решение художника только из-за бытующего мнения, что возникающее сразу, без долгих поисков, лежит на поверхности? Такой подход иногда заводит в тупик режиссеров и художников. Случается, у художника, точно чувствующего и понимающего драматургию и задачи современного театра, после прочтения пьесы, изучения материалов, относящихся к событиям пьесы, после нескольких бесед с режиссером — вдруг! — возникает сценографическое решение спектакля. Без видимых предварительных поисков. А режиссер, смущенный такой «скоропалительностью» и безвариантностью, отвергает решение, не попытавшись вникнуть в его суть.
Вовремя предтворческих прогулок-бесед режиссера и художника в парке, по улочкам и улицам города с посещением выставок, магазинов совсем незаметно, быть может, подсознательно пополняется копилка жизненных впечатлений. Впечатления эти не всегда значительные, порой даже совсем пустячные: то какой-то странный покрой брюк на девушке, то выставленные в витрине граммофон и маленький этюд неизвестного мастера, то стоящая среди улицы большая катушка с кабелем, потемневшая от дождей, то попавшийся под ноги кусок ржавой металлической высечки от штамповки, то ткань с серебристым ворсом на прилавке магазина и прочее.
Но так как наше сознание уже определенным образом запрограммировано пьесой и беседами о ней, так как выяснились эстетические критерии соавторов спектакля, так как непроизвольно, даже в часы отдыха и отвлечений в нашем мозгу продолжается сложная и упорная работа по созданию образной структуры спектакля, то из множества жизненных впечатлений, встречающихся людей и предметов оседает в сознании только то, что лежит в русле заложенной программы. Какая-нибудь, казалось бы, случайная деталь может стать предметом интересных творческих находок.
| 
