Эстонский балетмейстер-экспрессионист Май-Эстер Мурдмаа призналась, что, к сожалению, в Эстонии постановщиков масштаба Раду Поклитару нет, несмотря на то, что их современная пластика в советские времена была витриной модерн-балета СССР.
Май Мурдмаа пригласила меня в свою таллинскую квартиру в тихом районе неподалеку от парка Кадриорг в канун нового года. Отыскав среди трехэтажных многоквартирных особнячков нужный дом, я поднялась на последний этаж. Дверь мне открыла высокая и стройная женщина в домашней одежде. Извинившись, что приболела («спина, как у всех балетных»), проводила по скрипучему дощатому полу в светлую комнату с музыкальным центром. Остальная утварь показалась мне старше хозяйки как минимум вдвое. Кованный сундук и большущий старый чемодан были как-будто забыты здесь руководителем балета после очередных гастролей.
В 2008 году Май Мурдмаа исполняется 70 лет. Балетом она начинала заниматься в Таллине и после окончания школы поступила в труппу театра «Эстония» (Национальный театр оперы и балета), но, протанцевав совсем не долго, из-за травмы коленного сустава, сменила труд классической балерины на работу постановщика. За ее плечами более 80-ти постановок. На сцене театра «Эстония» 35 за 38 лет работы (30 лет на посту главного балетмейстера театра). Май Мурдмаа ставила спектакли во всех странах СССР, работала в США, Венгрии, Финляндии, Германии, Польше, Италии, Испании, Греции и Болгарии. В ее постановках танцевали такие всемирно известные исполнители как Наталья Макарова и Михаил Барышников, Никита Долгушин и Алла Осипенко.
- Расскажите о том, как вы, классическая балерина, в очень молодом возрасте стали постановщиком и делали спектакли, за которые в советское время по голове не гладили.
ММ: Я вообще не любила классику. Здесь в Эстонии был популярен экспрессионизм. Первые гастроли западные - Баланчина открыли мне новые двери. Самые крутые и своременные по языку спектакли были самыми первыми - «Дафнис и Хлойя» (его я ставлю на многих сценах всю жизнь). Потом меня стали здорово бить за это, за то, что модернистское, формалистское. В какой то мере я изменила свой язык. Москва меня совершенно не признавала.
- Как вам удалось сохранить свое творческое «я» в условиях диктатуры?
ММ: Меня заставляли делать большие спектакли (авт.: классические), но я и их делала, как современные. Эстонская интелигенция меня поддерживала.
- Многих советских артистов и хореографов за непослушание не выпускали на гастроли, а вы ездили...
ММ: Мы ездили много в советское время на гастроли, потому, что мы были единственный театр, который делал современные спектакли. Мы ездили на могие фестивали, так как в советском союзе хотели показать, что тоже что-то твориться... Потом стала Москва приглашать, Кировский театр (Авт.: сегодня Мариинский театр в Санкт Петербурге) . Был «голод» в Советском Союзе и я была единицей, которая это место заполняла.
В 1973, когда Май Мурдмаа уже 10 лет ставила в «Эстонии», Михаил Барышников задумал тврческий вечер, где хотел показать Ленинграду современную хореографию. По его приглашению она поставила для танцовщика два балета «Дафнис и Хлоя»(греческий мифический сюжет) на музыку М.Равеля и «Блудный сын» (переосмысление притчи), впервые поставленный Ж.Баланчиным на музыку С. Прокофьева. По словам биографа Барышникова Нины Аловерт оба балета Фокина и Баланчина стали вызовом для консервативного Кировского.
-Расскажите о работе с Михаилом Барышниковым.
ММ: Он тогда был совсем молодой парень. Удивительную координацию, конечно, имел, но опыта для современного балета у него совсем не было. Как танцовщик он выучил это за 3 дня, по-моему. У нас так слаженно все получилось в работе. Он умеет любое движение сразу воспроизводить и очень с большим уважением относится к хореографии, никогда ничего не меняет, очень
подчиняется стилистике спектакля, хореографу, как ученик.
Он должен был пройти через очень большие трудности. Много разных мыслей было после премьеры и не очень то хорошо приняли это все, какая-то внутренняя борьба была в театре. После этого он уехал на запад. Он просто чувствовал, что задыхается там (в СССР – авт.).
Во время учебы в ГИТИСе однокурсником Май Мурдмаа был молодой украинский хореограф Анатолий Шекера, позже он возглавил балетную труппу Национальной оперы Украины. Первой его постановкой в Киеве в 1966 году была «Легенда о любви», где классика соединилась с современной хореографией. До сих пор на сцене НОУ идут его балеты «Спартак», «Ромео и Джульетта», «Легенда…»
.jpg)
-Анатолий Шекера тоже, как и вы, относился к новаторам?
ММ: Анатолий Шекера тоже не был классиком в полном смысле этого слова. Тогда он не проявлял особого дара, но вникал во все очень глубоко. А потом раскрылся. Он все-таки границы раздвинул и у вас тоже. Его язык не совсем классический.
Соединение классической и традиций современной европейской пластики в постановке Анатолия Шекеры, сохраненной на сцене НОУ можно в ближайшие дни. В 24 января, в четверг дают спектакль «Ромео и Джульетта».
- Сумела ли Эстония удержать пальму первенства по части современного балета?
ММ: Молодежь очень много ставит, но таких крупных хореографов, которые бы сказали свое слово, новое слово, к сожалению, нет. Получается, что это все таки иммитация западного искусства, кто больше умеет, кто меньше... Хореографа с оригинальным мышлением не появилось пока. Такого как Поклитару у нас нет. В этом смысле вам повезло. Я не все воспринимаю у него, но то, что он талантлив и совершенно имеет свое видение и свой мир. Он принадлежит новому поколению. Главное – образное мышление. Вот у Поклитару есть образное мышление. Иногда несколько грубое. Он хорошо знает классику тоже. Умеет делать спектакли и я рада, что у него есть свое дело.
Май Мурдмаа, хоть и не все принимает, но следит за работой Раду Поклитару. Киевские зрители уже знакомы с интерпретациями Раду Поклитару и труппы «Киев модерн балет» классических сюжетов Шекспира и Гофмана – «Верноский миф: Шекспиременты» (история современных Ромео и Джульетты) и «Щелкунчик и мышиный король» (по мотивам сказки Т.А. Гофмана).
-Что такое стиль модерн?
ММ. Понятие модерна, мне кажется, сейчас на пост-советском пространстве совершенно неправильное. Существует мнение, что модерн и есть язык. Языка модерна нет, есть только индивидуаьное мышление, свобода. Все западные хореографы имели свой язык, все, каждый. Я написала статью об этом как раз, что люди не идут по образному мышлению, а копируют формы модерн танца, которые никакого смысла не несут. Я прочла статью, но подумала, что публиковать не буду. Если человек к этому сам не приходит, то словами этого не объяснишь. Если нет образа, нет поэзии, если нет его в танце – нет хореографии.
Познакомиться с образцами современной хореографии можно 22 февраля в Академическом тетре оперетты в постановке Раду Поклитару «Силы Судьбы" (современная опера-балет, с оперной дивой Алёной Гребенюк) и 18 и 19 марта, когда на сцене театра имени Ивана Франка «Киев модерн балет» покажет последнюю работу «Щелкунчик»
-А вы не пробовали на правах старшей, учить хореографов быть самими собой?
ММ: Я преподвала, но дело в том, что если у тебя точки зрения радикальные, то если ты идешь в учебное заведение, где полно нерадикальных людей - они стараются от тебя поскорее отделаться, потому что окажутся перед тобой голыми.
-Почему многие хореографы занимаются плагиатом? Неужели от того, что видят много, подсознательно копируют?
ММ: Люди бояться быть самими собой, потому, что бояться быть старомодными.
Разговор с Май Мурдмаа был не легким. Говоря об эстетике танца и культуре движения она уходила в философию вопроса, и часто резюмировала: «У молодых совсем другое мировоззрение, я – прошлое поколение так же как, например, Экк (шедский хореограф Матс Экк- авт.) Бежар (швейцарский хореограф Морис Бежар-авт.) ». Не смотря на такие слова она остается востребовым творцом. Ее последние хореографические работы в стиле сюрреализм - «Любовь во время чумы» по мотивам одноименного произведения Габриеля Гарсия Маркеса и «Антигона», поставленная для драматического театра прошли с большим успехом. В ближайшее время неутомимая Май Мурдмаа снова собирается в дорогу. На этот раз в США и работать с балетными трупами в Атланте.
Автор: Ирина Курашина