№3 3. ОБНОВЛЯТЬ ИЛИ СОХРАНЯТЬ БАЛЕТЫ
КЛАССИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ?
"То ли из-за отсутствия
средств и возможностей отдаться целиком созданию новых балетов, то ли по
искреннему убеждению, что следует придать новый облик старинным спектаклям, но
Горский переделывал почти все балеты прошлого века. Сильно изменил классическую
хореографию "Спящей красавицы", "Баядерки",
"Жизели", "Раймонды"; заново поставил первую картину
"Лебединого озера", переставил отдельные картины этого балета.
Обновление коснулось как художественного оформления, так и хореографии не
только мизансцен, но и танцев. При этом на афише Горский значился постановщиком
этих спектаклей, хотя они и сохранили - полностью или в частично переделанном
виде - большие куски хореографии Петипа, Иванова и других.
Говорю об этом не для того, чтобы
умалить добрую славу Горского: Петипа во многих случаях поступал точно так же.
Так, например. на афишах Мариинского театра Петипа значился единственным
автором хореографии "Жизели", хотя ему принадлежат редактура и
перестановки некоторых танцев и сцен, созданных Коралли и Перро. В те годы
авторство хореографа никем не признавалось, и никто не считал зазорным
присваивать себе чужое творчество. Впрочем, и в наше время такие явления еще
имеют место.Сколько раз приходилось встречать постановку "Лебединого
озера", подписанную именем никому неизвестного балетмейстера, хотя все
основное, принадлежащее Петипа и Иванову, сохранено в постановке. "Дон
Кихот" Горского живет сейчас на многих сценах, но лишь изредка мы находим
фамилию автора его хореографии на афишах. Давно пора было бы покончить с этой
отвратительной традицией. Больше всего волнует меня в таких случаях даже не
отсутствие имени подлинного создателя, а та бесцеремонность в обращении с
произведением, которая до сих пор выдается за необходимость или за долг перед
современностью. Даже переделки старых балетов, предпринимавшиеся Горским, при
всем его таланте и при всех преимуществах художников, создававших новое
оформление, я считал и продолжаю считать принципиальной ошибкой.
Когда сейчас мы хотим воскресить
старинные балеты, память отказывается восстановить отдельные эпизоды, и мы
вынуждены "подделываться" под стиль произведения. Этой необходимости
у Горского не было. Старые балеты, которые он переделывал, были на памяти и у
него и у других, шли в Петербурге и легко могли быть воспроизведены в их
подлинном виде.
Насколько мне известно, Горский
считал ,что каждую старинную постановку надо обновлять, обогащая ее
накопленными за минувшее время средствами - музыкальными, живописными,
режиссерскими и чисто танцевальными. Он видел, что так поступал Петипа, притом
с огромным успехом: все балеты, начиная со столетней "Тщетной
предосторожности", подвергались переделкам Петипа и его соратников. Горский
остро ощущал необходимость приблизить старинные спектакли к требованиям
современного театра - к требованиям современного оформления, режиссуры и т.п.
Ему претило многое в этих балетах: условность жеста, невыразительность
мизансцен, некоторая обветшалость танцев; в особенности все то, что относилось
к характеристике места и времени действия, эпохи, народа и т.п. Устремления
Горского не соответствовали практически тому, что он делал.
В ряде случаев не было никакой
необходимости переделывать спектакли. "Жизель" и сегодня остается
совершенным во всем балетом и не требует редактуры современных балетмейстеров,
хотя они порой и пытаются "пристроиться" к чужой славе, хотя бы
только на афишах. Можно оспаривать работу Петипа в первой картине
"Лебединого озера"; можно не удовлетворяться достигнутым им в третьей
картине (бал), но вторая "лебединая" картина Иванова (а по мне, и
последняя картина) остается хореографическим совершенством. Конечно, как и во
всякой работе, здесь найдется, что "подправить" по мелочам. Наверно,
при желании можно найти, что подправить и в инструментовке классиков музыки и в
тексте корифеев литературы. Но даже сравнительно слабые моменты входят порой в
общую картину художественной силы произведения" [с.141-142].
"Обновлять ли старые балеты
по методу Горского или сберегать их в неприкосновенности, как это делали в
Мариинском театре, - вот спор, разгоревшийся в те годы. Нам, молодым, по
недомыслию и по жажде нового - хотя бы проявлявшегося чисто внешне, любой ценой
- казалось тогда, что Горский прав, что Большой театр "борется за
реализм", тогда как Мариинский театр охраняет "нафталинную
старину", далекую от реализма, от современного искусства. Дорого обошлись
наши заблуждения. На склоне лет своих признаю, что горький опыт бесчисленных
обновлений (моих и чужих) доказал правоту Фокина и других, ратовавших за
сбережение наследия в полной неприкосновенности" [с.143-144].
"Время наложило печать на
балеты Петипа, Иванова: выветрились мизансцены, забылись па, обнажились слабые
места, устарели некоторые постановочные приемы, а порой и целые номера,
сочиненные для того или иного исполнителя. Как отнестись к этому? Закрыть глаза
и сохранять в полной неприкосновенности все, включая ошибки, просчеты авторов?
Или же подновить и даже обновить те части картины, которые мешают любоваться
произведением в целом?
Возьмем, например,
"Баядерку". Ну какой это индийский балет? Какие это индусские танцы?
Не буду вспоминать, как стыдно и смешно было смотреть на головные уборы и
прически двух балерин в сцене, где встречаются соперницы. Самая основа этой
сцены фальшива: дочь раджи вызывает служительницу храма и вступает с нею в
перебранку из-за жениха. Балетоманы приходили в восторг от этой развесистой
клюквы. В сцене ревности действовали две мещанки, две модистки - кто угодно,
только не обитательницы Индии. Выражаясь языком полуграмотного антрепренера
Тумпакова (говорившего об опереточной диве Тамара), это был не шедевр, а
"шедевра".
Что же делать? Отказаться вовсе
от балета, где подлинная Индия и не ночевала? Но тогда мы потеряли бы подлинный
шедевр - картину теней. Сохранять всю тарабарщину ради того, чтобы показать
чудесный с точки зрения классического танца акт теней? Но тогда мы заставили бы
зрителя терпеть дикую фальш. Переделать все сцены "из жизни Индии",
приноравливаясь к этнографии, к фольклору? Но тогда, как показали переделки
Горского, переставленная часть полностью противоречила бы той же картине теней.
Вот и принимай решение. А я должен был его принять. Мы решили улучшить хотя бы
музыкальную часть спектакля, - инструментовка Минкуса была нестерпимой. Асафьев
выполнил это задание, но и тут нас постигла неудача: постановка Петипа пришла в
разлад с более сложной инструментовкой, пришлось вернуться к оригиналу Минкуса.
Не сразу постиг я, как и другие,
то, что должно было стать законом для каждого балетмейстера: нельзя
"улучшать" старые балеты - это приносит вред и старым балетам и
искусству в целом.
Сейчас, по прошествии
пятидесяти-семидесяти и более лет со дня первой постановки популярных балетов
наследия, не потребуется большого труда, чтобы "поправить" классиков.
Наверно, можно было бы "исправить" что-нибудь и у Толстого, и у Достоевского,
и в операх Глинки, и, скажем, в "Русалке" Даргомыжского. Нет ничего
легче, как "поправить" Петипа и Иванова, - тут усовершенствовать
танец, тут сделать современно острую мизансцену, тут на опыте минувших
десятилетий придумать такое сценическое решение, какое раньше было невозможно.
Но это было бы нечестно как по отношению к современности, так и по отношению к
прошлому, это было бы кощунственным и вредным для искусства. Вот что мы с
трудом постигали, и не только тогда, но даже и теперь, если судить по
многочисленным поступкам моих товарищей по профессии" [с.222-223].
"Долг преемников заключается
в том, чтобы беречь образцы наследия как самые большие и невосстановимые
драгоценности в сокровищнице нашего искусства. Конечно, все произведения
сценического искусства стареют. Больше - оформление, меньше - музыка. И все же
надо беречь балеты в их первозданном виде, разумеется, если их слагаемые были в
единстве и, хотя бы до известной степени, на одном уровне. Так, скажем, балеты
Чайковского - Петипа - Иванова в пору своего рождения не имели достойного
живописного оформления. Стало быть, их надо переодеть в новые декорации и
костюмы. А вот балеты "Петрушка" и "Жар-птица" имеют
оформление Бенуа и Головина, которое стоит на одном уровне с музыкой Стравинского
и постановкой Фокина; поэтому заменять их другим было бы вредно. Хореография же
наших предшественников при всех условиях должна быть сохранена полностью. Можно
бережно и незаметно "подчищать" какие-то выцветшие
"кусочки", можно восстанавливать утраченные и забытые эпизоды - все
это мелочи и частности. Главное, восстановитель обязан выступать не в своих
творческих интересах, не во имя своего превосходства над классиками (мнимого
или реального - безразлично), а всецело в интересах этих классиков.
Руководствуясь этим, я теперь не
уверен даже в необходимости восстанавливать все купюры, сделанные при рождении
спектаклей. Право же, музыканты и хореографы прошлого (в особенности великие)
понимали, что "режут по живому телу", а если и прибегали к этому, то
из важных соображений: ради цельности произведения, уравновешенности его
частей, сокращения длиннот и т.п.
Конечно, произведения прошлого
иногда оказываются устаревшими по своей структуре, по длительности звучания.
Сейчас такие глыбы, как "Спящая красавица" и "Раймонда",
быть может, утомительны для современного зрителя, как, скажем, утомительны и
"большие" оперы - "Руслан и Людмила" Глинки, оперы Вагнера
и др. Но ведь не приходит же нам в голову сокращать их! Оставим же в покое и
равноценные им в своей сфере балеты.
При всех моих вольных и невольных
колебаниях и ошибках я был и остался сторонников того, что не следует
"обновлять", "исправлять" и "улучшать"
замечательные творения старых мастеров. Чаще всего такого рода
"поправки" приносят один ущерб. И главное - модернизация, как наглядно
показала практика, обезличивает наследие, лишает его многообразия стилей,
почерков, балетмейстерских манер, делает "Жизель" похожей на
"Спящую красавицу", "Шопениану" - на "Лебединое
озеро" и т.п.
В то же время всегда буду
защищать право смелого, талантливого балетмейстера, который умеет глядеть
вперед, - право заново читать партитуры старых балетов, даже имеющих высокую
хореографическую ценность. Подчеркиваю - создавать новые, а не переделывать
старые балеты. Я, например, убежден, что нет и не будет никогда постановки
"Жизели" лучшей, чем та, которой мы располагаем с давних пор; нет и
не будет лучшей постановки "лебединой" картины из балета Чайковского.
Тем не менее я готов позволить молодому постановщику попробовать сделать свой,
новый вариант этих спектаклей. Спектаклей, а не отдельных номеров. Новый - это
значит построенный на основах, принципиально отличных от прежних. Когда берут
хореографический образ девушки-птицы, гениально придуманный Львом Ивановым, и
начинают видоизменять отдельные па, усложнять позы и т.п., как сделал Горский,
- это не означает предложить новое решение. Нельзя, как иной раз поступают
сейчас, делать новую постановку только потому, что кому-то, изволите видеть,
старая показалась "плохой", "устаревшей", "некрасивой"
и т.п. Такие суждения сами по себе говорят о дилетантизме человека,
претендующего на то, чтобы "сделать лучше". И еще одно: прочесть
заново означает предложить новое идейное истолкование, больше прежнего
отвечающее замыслу. У нас же часто пишут: "новая режиссерская и хореографическая
редакция", когда на самом деле речь идет всего лишь о частичном
переиначивании того, что было сделано раньше. Это вредно, гибельно для
искусства, обедняет наше достояние или (в лучшем случае) дает лишь частные,
мелкие преимущества" [с.228-229].
|